Литературная карта
Карта сайта На главную Обратная связь

В ожидании века XX: Маленькие письма 1889–1903 гг. (Суворин Алексей Сергеевич)


Суворин А. С. В ожидании века XX: Маленькие письма 1889–1903 гг.
Москва, 2005. С. 173–180.

(Отрывки)

1892

    LXXIX

    <…>
    Март месяц на носу, на носу распутица; на юге голодающих местностей дороги начинают портиться, снег тает под тёплыми лучами солнца, бугры почернели, в лощинах появляются лужи, полозья саней чувствуют грязь, и голодные, испитые клячи останавливаются, равнодушные к крикам и кнуту возчика.
    Далеко не везде хлеб, необходимый для обсеменения полей, доставлен на место, далеко не везде он доставлен на железнодорожные станции, с которых его придётся ещё везти на лошадях на десятки верст. Как бы он не застрял на этих станциях, когда пашни будут ждать посева; осенью случались такие казусы: поля были вспаханы, а зерно не приходило, и пашни ждали по неделям, и иногда оставались только вспаханными или засеянными позднее, или засеянными наполовину, на треть, на четверть. Местности, находящиеся вдали от железных дорог, а таких много, находятся именно в этом неприятном положении, и местные деятели не скрывают от себя грядущих затруднений.
    Об этом я слышал в Воронежской губернии, об этом говорят и в других губерниях. До-ставка по железным дорогам производится медленно, и ещё затруднительнее будет доставка в весеннюю распутицу и притом на тех лошадях, которые в большинстве похожи на тени, едва держась на нотах. Хозяева иногда держат их у себя в сенях, на подвязях, под живот, чтоб не упали: упадёт и уж не подымется; иногда стоит только толкнуть нечаянно несчастное животное, и оно падает. Январские морозы погубили множество скота, лошадей и коров; голодные, они не выдерживали служи и замерзали; некоторые спасли свою скотину, втаскивая её в избы. Я ещё застал в Воронежской губернии свежие рассказы о тех опустошениях и отчаянии населения, которые произвели жестокие январские морозы, явившиеся на помощь голоду. Голод тоже сделал своё дело и гораздо грознее, погубив массу лошадей, иногда даже дорогих, в 100–200 руб. за штуку, что в этой губернии не редкость. Эти драмы около скота были гораздо трогательнее тех драм, которые мы слушаем на сцене, проливая дешёвые слёзы.
    Ещё в августе некоторые предусмотрительные люди предлагали для Воронежской гу-бернии отправку лошадей на Кавказ, что и возможно было и удобно; но предложение это осталось безрезультатным; затем за него опять схватились месяца два спустя, но уже было поздно…
    Такой гибели лошадей, как в нынешнем году, никогда не было; крестьяне, помнящие голодовку 1840 года, говорят, что тогда не уродилось зерна, но была солома и, кроме того, особенно много уродилось лебеды, которою и питался скот. В нынешнем же году ни соломы, ни лебеды, ни сена. У государственного Хреновского завода 2400 десятин собственной степи и на всём этом громадном пространстве постановлено всего 30 стогов сена – так ничтожен был урожай трав. Один псовый охотник мне рассказывал, что он каждый год покупал для собак одну-две лошади; в нынешнем году он купил 20 по 75 и по 50 кон., и если б ему потребовалась сотня их для прокормления своей стаи, он без труда нашёл бы её по 50 коп. и даже менее за штуку. Предложение огромное за какую хотите цену. Но хорошие и вскормленные лошади были очень дороги. В городе Боброве есть конная ярмарка в первых числах марта (евдокиевская); в нынешнем году она отошла уже в январе и лошади покупались втридорога наезжими из Западного края.
    Воронежский губернатор, Е. А. Куровский, принял очень хорошую меру для сохранения лошадей, но при недостатке денежных средств в ограниченных размерах. Он купил две или три сотни лошадей и отдал иx наиболее хорошим крестьянам, лишившимся лошадей и вызванным им в Воронеж из уездов. Крестьяне эти кормятся в столовых, и лошади их полу-чают корм и работу; работа эта высчитывается и идёт на погашение стоимости лошади. В марте крестьянин отпускается с этою .лошадью, которая делается его собственностью; что он на ней заработал, то вычитается из цены, за которую она куплена, остальное записывается за ним как долг, который он обязан впоследствии уплатить. Вслед за этим было предложено крестьянам, имеющим лошадей, являться в Воронеж, и им обещан был корм и работа. И на этот призыв явились крестьяне, и эти меры помогли перевозке земского хлеба. В уездах предложено было сделать то же самое. Во всяком случае, дело ограничивается 500–600 лошадей и возчиков на всю губернию, что, конечно, очень мало. Один землевладелец Усманского уезда хотел устроить столовую для лошадей в 400 штук и выписать для этого с Кавказа прессованного сена. Но в Козлове ему сказали, что сено едва ли придёт и через три недели. Бобровское земство выписало этого сена по 20 с небольшим коп. за пуд и этим помешало на местном рынке чрезмерному повышению цены на сено. Если б хватились за корм для скота ранее и приняли бы общие меры деятельно, вопрос о корме для лошадей разрешился бы гораздо благоприятнее для сельского хозяйства
21 февраля (4 марта), №5740

    LXXX

    <…>
    Воронежская губерния принадлежит к числу наиболее пострадавших от неурожая; эта губерния почти исключительно земледельческая, население оседлое, почти не знающее отхожие промыслов; из 12-ти уездов семь сделались жертвою неурожая.
    Составленные местными статистиками картограммы этих семи уездов дают сразу наглядное представление о нужде населения; за основание иx принято 16 пуд., потребных для продовольствия одного человека в течение года. Эти 16 пудов приняты за 100, и в процентном отношении вычислен недостаток хлеба в каждом селе, в каждой волости и затем в целом уезде. Наглядность этой картины производит удручающее впечатление, как в целом, так и в подробностях. В Нижнедевицком уезде, особенно пострадавшем и имеющем наименее работающее и внимательное земство, только два села имеют вполне годовой запас хлеба; в Задонском – только три села; все остальные более пли менее нуждаются. В семи уездах 117 волостей; изо всех этих волостей только три вовсе не нуждаются; в одной волости недостает только 10-ти процентов всего необходимого количества хлеба, т. е. недостает 1 пуда 6 фунтов на человека; в 2-х – 15%, в 2-х – 18%, в 2-х – 20%; в 49-ти волостях недостает свыше 60% хлеба; в 25-ти волостях недостает свыше 70%, в 10 волостях свыше 80%, в 4-х свыше 90%, т. е. в этих четырёх волостях почти ничего нет. 8 пудов на человека не хватает в 75 волостях, т. е. больше чем в двух третях всего населения семи уездов. Цифры эти требуют некоторой поправки, потому что при вычислении недостающего хлеба не были приняты во внимание запасы в общественных магазинах; но запасы эти незначительны, исключая чуть ли не одного Острогожского уезда.
    Урожай 1891 г. в Воронежской губернии ниже среднего почти на 74 процента. Численность крестьянского населения обоего пола равняется в этой губернии 2 159 105 душ. в том числе детей до одного года считается 107 009, работников и работниц 1 095 483, стариков и старух 139 989 и лиц остального возраста 825 624 души.
    Не поскучайте, пожалуйста, всеми этими цифрами. Цифрами мир управляется, и они выразительнее всяких слов, eсли в них вдумываться как следует.
    <…>
    Когда есть нечего, продать нечего, заработков нет – значит, голод. Не только ощущалась тоска по хлебу, но и тоска по соли. Знавали вы такую тоску? Но крестьянин узнал её в нынешнем году и говорит о ней...
    Надо знать, что второпях было насчитано голодающих в семи уездах всего 52 тысячи; потом сумма эта была дополнена, на основании епархиальных сведений, представленных воронежским архиереем, и получилось их 197 тыс.; но это малейший минимум, выражающий собою крайнюю нужду и беспомощность; принимая его, надо помнить, кроме того, что число нуждающихся к весне не уменьшается, а увеличивается. <…>

22 февраля (5 марта), № 5741

    LXXXI

    Большой кабинет губернаторши и вместе председательницы дамского комитета Красного Креста, Е. М. Куровской. Она сидит за своим столиком и подписывает чеки на муку, крупу, горох и проч. В стороне – перед диваном – что-то похожее на железное ведро, только что принесённое, чтобы показать кому-то из приезжих. Подобные печки приготовляются в пригороде: взял старое железное ведро, выложил его гжельским кирпичом, прорезал поддувало, приставил жестяную трубу, и печка готова. Стоит она от 1р. 20 к. до 1 р. 50 к. Топится углем, которого требуется ничтожное количество. Рекомендуется крестьянам, в особенности в видах распространения топки каменным углем. Губернаторша эту печку усовершенствовала так, что на ней можно вскипятить воду и сварить кушанье. Существует «наставление», как управляться с этой печью, и в холода она очень практична, ибо долго горит и быстро нагревает избу.
    Целый день то тот, то другой у губернаторши: священники, врачи, чиновники, приезжие из уездов, из столицы, дамы, девушки, монахини и проч. Времена визитов и городской болтовни исчезли на это время голода, и все заняты делом, говорят о нею. Столовые в городе, столовые в уездах, выписка муки, круп, мастерские, рассказы о голодовке, споры о суррогатах, об ячменном хлебе, о питательности того или другого продукта, об усвояемости, о смертности детей, о том, уменьшились ли преступления или увеличились, о том, какие меры приняты и какие надлежит ещё принять. В гостиных тепло и уютно, за обедом изобилие, но надо всем царствует вопрос о голоде, о нужде, царствует и повелевает. На душе и грустно и отрадно. Грустно потому, что положение невеселое, отрадно потому, что над пустыми интересами возвысился интерес серьёзный.
    Столовые Красного Креста носят названия «трапезных». На 1 человека полагается 20 ф. муки, 2 ф. кукурузы, 2 ф. пшена и 1 ф. гороху. Это на месяц. Покупается всё это у оптовых торговцев, которые делают скидку. Для открытия столовых в уездах посылаются дамы и девушки и в помощь им даются монахини из весьма населённого Алексеевскою монастыря.
    <…>
    Нижний этаж губернаторского дома весь занят канцелярией благотворительности. Все работают даром, начиная с начальника, которым состоит прокурор окружного суда.
    Женщины много делают в настоящее время, и мне даже кажется, что они и способнее мужчин помогать нужде и понять нужду.
    Они не задаются, подобно мужчинам, разными политическими соображениями, не умствуют лукаво, не откладывают дела потому, что, мол, надо собрать точные справки и ре-шить сначала вопрос о том, нельзя ли найти какую-нибудь работу нуждающемуся, и уж если таковая не найдется, тогда только и помочь. И проходят дни, недели и месяцы в бесплодных поисках за работою и в соображениях экономического благоденствия, а нуждающийся ждёт не дождётся.
    Тот «короткий ум», который приписывается женщинам, есть быстрый ум, прекрасно видящий вблизи, наблюдательный, горячий, деятельный. На помощь ему идёт отзывчивое сердце. Там, где мужчина будет соображать препятствия и затруднения, где он будет мед-лить и отыскивать более справедливое и глубокое, по его мнению, решение вопроса, там женщина прямо берётся за дело и исполняет его. Скоро помочь – в этом задача, и эта задача как раз по женщине.
    <…>
    У воронежской губернаторши, женщины очень деятельной, обладающей инициативой, я познакомился с С. А. Давыдовой, имеющей кружевную школу в Петербурге, написав-шей премированную Академией Наук «Историю русских кружев». Е. М. Куровская называла С. А – ну «наш министр».
    С. А. Давыдова, но рекомендации министра государственных имуществ, отправлена Комитетом наследника цесаревича в разные губернии для того, чтоб раздать крестьянкам работу. Много лет изучает она кустарное дело и исколесила Россию вдоль и поперёк. Путешествие для неё но России – дело знакомое и привычное Когда говоришь о трудностях этих длинных переездов, она смеётся, как человек, которому рассказывают сказки. В холода и метели, тепло одевшись и завернувшись в кавказскую бурку – отличный костюм, по её мнению, зимою прекрасно защищающий от ветра, – она сделала более 500 верст по голодающим местностям губернии, одна-одной. Приехав в деревню, она шла в первую избу и начинала разговор с бабами. Тотчас молва об её приезде распространялась по деревне, и изба наполнялась бабами. Среди разговора, то в одной, то в другой избе, она знакомилась с наиболее нуждающимися, узнавала, как и кто работает, на каких условиях бабы могут взять работу исполу прясть нитки или ткать холсты. Она раздавала работу, пробовала заинтересовать новым материалом, который не был еще известен бабам, и ехала в другую деревню.
    В первых числах февраля она уехала в Нижегородскую губернию, где её давно ждали.
    Не могу не упомянуть о женщине, которую я не знал, но о которой много слышал хорошего, – г-же Веневитиновой, жене воронежского предводителя дворянства. Совсем молодая, она принимала деятельное участие в благотворительности, заразилась чёрной оспой, которою заболела тотчас но приезде в Москву из Воронежа и умерла. Все искренно сожалели об этой безвременно погибшей прекрасной женщине.
    И что особенно хорошо в этих деятельных русских женщинах, это отсутствие чванства, претензии на героизм. Они делают своё дело просто, а не священнодействуют. В такой год, как нынешний, при известном поощрении, при известной свободе, не стесняемой формальностями централизации и недоверием, они могли бы сделать массу добра, имея своими союзницами крестьянок, такой же подвижной и быстро соображающий элемент, как иx старшие сестры, интеллигентные женщины. При устройстве столовых дело приходится иметь почти исключительно с бабами. И вы себе представить не можете, как горит у них дело в руках, как скоро они собирают посуду, чугуны и горшки у соседок, как быстро схватывают пользу дела и все его подробности – и оно готово прежде, чем вы успели всё рассчитать и сообразить. <…>

23 февраля (6 марта), № 5742

<< Произведения автора

<< На страницу автора