«Азорские острова» (Кораблинов Владимир Александрович)

Алфавитный указатель имен

Отрывок из автобиографической повести В. Кораблинова
«Азорские острова»

                                         Углянец...

1977 г.

   Удивительно слово, его богатство и могущество. Произнесённое, оно не только обозначит сам предмет или какое-то действие, но и повлечёт за собою множество вдруг воображенных картин, в которых возникнут уже иные предметы и иные действия. Скажите: ВЕСНА – и хлынут с гор потоки, и милая весенняя синичка затренькает, зазвенит весело, и первый зеленый стебелек раннего цветка просунется сквозь сопревший прошлогодний лист... И вот тоненький серебряный серпик встанет над сквозной чащей углянских садов, окутанных голубовато-серым дымом деревенских угольниц...
    Но что это – Углянец?
   

Иллюстрация В. Преснякова к книге «Азорские острова»

Воронежской губернии и уезда, Орловской волости, небольшое, в полтораста дворов, село. Оно в пору моего детства упиралось в лес, врастая в густой осинник казённого Усманского бора. За широким зеленым выгоном, за Кряжовой усадьбой, за старой часовней над святым колодцем.
   Эта старая часовня упомянута в одном из документов адмиралтейства петровских времен: «А лес же, – говорилось в указе, — возить на корабельное строение по углянской дороге, мимо старой часовни».
    В конце семнадцатого века часовня, оказывается, была старая.
    Русская древность слышится в самом слове Углянец. В отличие от названий таких окрестных сёл, как Усмань, Хава, Карачун, татарщина не коснулась его имени. О том, почему так названо село, голову ломать не приходится: некогда в лесной чащобе поселились углежоги, угдяники, и стали жечь уголь. Ещё на моей памяти (как, впрочем, и многих воронежских стариков) по городу ездили чумазые мужики и кричали осипшими голосами:
    – Уголь-ё-ов! Уголь-ё-ов!
    Отменный, звенящий дубовый уголь развозили в плетёных коробах. Все самовары города Воронежа закипали на углянских угольках.
    Но когда на лесистых воронежских берегах без малого четыреста лет назад возводили крепостные стены города, – в кузнечных горнах чей уголь пылал? А на великом корабельном строении царя Петра? Не углянский ли?
    Для меня же в Углянце главное то, что он – моя родина. Мой отчий дом. Что именно в этом селе жили учители мои великие, научившие меня русскому языку. Кто как не углянские мужики, – да хоть бы Степана Потапыча взять, с которым бывал я неразлучен и который с бесконечными вариантами рассказывал мне одну и ту же потешную сказку о барине, купце и попе, мужиком одураченных; или Марью Семеновну, черничку, на один глаз косую старую деву, усердную чтицу псалтырей над покойниками, неутомимую выдумщицу историй самых расчудесных и страшных, – кто как не они указали чистый, как слёзка, родничок поэзии, скрытую в чаще копанку с живой водою, где плавал берестяной ковшик, – бери, дитя, пей!
    И вот всю жизнь пью из дивного источника, и не оскудевает он, и что бы я делал, чем была бы моя жизнь, если б не эта потаённая копанка!